Опус был написан с год назад по просьбе военно-исторической общественности и опубликован на форуме "Авиабаза".

Продолжение никак не допишу...

В кормовой кабине Ту-95РЦ находились рабочие места двух членов экипажа:
1. Командир огневых установок
2. Оператор радиоразведки (РР или в обиходе «оператор Вишня» или просто «Вишня»)

Расположение мест – на двух уровнях, вход через люк, открывающийся вниз-вперед. Над люком, как бы на втором этаже – рабочее место КОУ; прямо по ходу движения влезающего через люк – место оператора. Оба сидения расположены спиной к направлению полета, операторское крепится к полу кабины, сидение КОУ к бортам кабины, стрелок как бы висит в воздухе на высоте примерно 1,5м от уровня люка или пола. Сидение может перемещаться на рельсах в горизонтальной плоскости, сидение оператора перемещается влево-вправо и вокруг оси (для удобства работы с прицельными станциями).

Кабина как бы разделяется на две части бронешпангоутом с закрепленной на нем аппаратурой. С места оператора на уровне несколько выше глаз можно видеть чашку сидения КОУ, частично его попенгаген и парашют.

В отсеке КОУ расположены прицельные станции, включая радиолокационную и минимум оборудования для поддержания жизнеобеспечения. Со своего места КОУ может управлять кормовой, верхней и нижней турелями по отдельности или группой.

В отсеке оператора находится станция РР «Вишня», иногда станция «Печора», две прицельные станции в каждом блистере, управление системами герметизации, обогрева, магнитофон (проволочный) «Лира», сумка с переносным бортовым прожектором, сумка с фотоаппаратом (забыл марку – размером с маленький телевизор, двумя «максимовскими» рукоятками и кольцевым прицелом). Ну и соответственно – масса разных пультов, кнопок, коробочек, вентилей, кронштейнов и т.д.

Борта и потолок кабины покрыты зеленой тканью типа лавсана, под ней теплоизоляция. Пол у оператора и люк – тонким войлоком.

Эргономика кабин – отвратительная, такое чувство, что многочисленные штучки-дрючки рассовывали абы как – сидишь в переплетении труб, шлангов, кабелей – все наружу, ничего практически никакой обшивкой не прикрыто. Несколько угнетает и утомляет.
Операторы особо благодарили конструкторов за две вещи – 1)тангенту (педаль) СПУ, расположенную прямо под правой ступней (при работе связного оборудования на основном канале тангента служила для выхода в эфир, а не для связи внутри самолета, так что операторов нередко «пороли» за оглашение окрестностей песнями, мнениями об окружающем мире и призывами вроде «инженер, дайте тепла в корму» - человек нечаянно зажимал педальку и в эфир шло все, что он говорил)
…и 2) – кронштейн с кабелями, укрепленный над спинкой (без заголовника) и целящийся прямо в мозжечок сидящего. Я его называл «куп де грас» - при аварийном касании земли ты тюкаешься темечком в острый угол кронштейна и избавляешься от дальнейших мучений.

Все вышесказанное заставляло вырабатывать определенные позы безопасности, особенно при разбеге и посадке – левая нога вытянута и упирается в порожек шпангоута, правая согнута, поднята или отведена в сторону и тоже во что-нибудь упирается, голова склонена влево, руками держишься за трубы подачи воздуха.
Толчки, удары и тряска на взлете/посадке а иногда и при попадании в турбулентность были весьма ощутимы.

Самое приятное в кабине оператора – два огромных блистера, каплеобразных, точных габаритов не помню – в длину метра 2, в высоту 1. Сидя на рабочем месте операторы, оказываешься как бы в аквариуме – есть пол и потолок, а стены стеклянные. Обзор – супер, включая вниз, под самолет. Такое чувство полета – дух захватывает. Многие члены экипажа завидовали нашим возможностям обозревать все вокруг.

Еще приятное – малочисленность населения и приличная дистанция от ближайшего командира. Можно и покурить свободно и расслабиться. Курение: первый захотевший начинает – оператор просовывает в щель с левой стороны между спинкой сидения, парашютом и бедром КОУ руку с зажатой сигаретой и интенсивно тыкает стрелка. Проснувшись, тот хлопает оператора по руке – «понял». Или КОУ просовывает в ту же дырку свою руку и энергично старается привлечь внимание оператора. Оба закрывают или проверяют закрытие своих кислородных приборов и закуривают. Покурили, помахали-потыкали руками, летят дальше.
Если кто-то некурящий, сигнализация та же, некурящие правда иногда не перекрывали кислород, а наоборот – одевали маску, чтобы не чувствовать дыма.
О расслаблении: у КОУ в полете обязанностей минимум – закрыть и загерметизировать люк, зачитывать «карты», наблюдать за воздушной обстановкой, докладывать периодически командиру, что в корме все спокойно (иногда даже не удосужившись проверить, на месте ли оператор). При перехвате иноземными самолетами или при облете кораблей для КОУ придумали забаву – карандашиком зарисовывать вражеские аппараты и  всякие на них обозначения. Большую часть полета проводили или в спячке или в болтании ногами. Иногда от скуки сползали со своего насеста, усаживались на люк перед оператором и пытались вести беседы или устраивали обеды.
Самая ценная их функция – промаячить «Вишне», погруженному в прослушивание эфира (и отключившемуся от экипажа), что его хочет командир, штурман, оператор РТР или бортинженер.
Часто стрелки упрашивали командиров и бортинженеров разрешить по-полной развлечься с вверенным им хозяйством – повертеть пушками, поработать с радиолокационным прицелом (не помню обозначения, похож на милицейский радар).

Оператор же как правило был загружен весьма сильно, за исключением полетов на ЦУ (целеуказание), проходившие далеко на севере, куда не могли забраться вражьи стаи или корабли и, соответственно, некого было разведывать.

После  нормального полета на БС (до 17,5 часов, 16 ч – в среднем) руки висели как плети, глаза – как у рака, в ушах – пробки. Станция «Вишня» располагалась перед лицом оператора, крепилась к потолку и шпангоуту. Для работы с ней приходилось задирать голову и держать руки в позе богомола. Рекомендую желающим – подержать согнутые в локтях и поднятые вверх перед собой руки. Через 5-10 минут они просто падают.
Можно опереться локтями на идущие справа/слева трубы, но тогда пальцы не достают до всех рычажков, да и локти соскальзывают. Опытные операторы таскали с собой ремень матерчатый (обычно от летнего комбеза), привязывали его к трубам, устраивая люльку для локтей.
Глаза через полчаса работы со станцией автоматически начинали бегать вслед за засветками на экране, громкость приходилось постоянно увеличивать – ну, понятно, ухо привыкает к уровню звука и требует его увеличения. К концу полета громкость вывернута на полную, руками вжимаешь лопухи шлемофона в уши.

Было и свободное время – вне зоны действия врагов – это 1,5-2 часа от взлета до выхода в западную часть Баренцева моря, часто 1,5-2 часа в северной Атлантике, вне зоны действия АВАКСов, и время на возврате от Кольского п-ова домой.
Сидя спать оператору нереально – спинка и чашка с парашютом стыкуются под 90 градусов. Чаще делали так: сворачивали спасжилет и запихивали его в один блистер, сидение сдвигали к противоположенному блистеру, в образовавшуюся щель совали портфель, сумку от маски, фотоаппарат; зад размещали на сидении, пристегивались, голову – в один блистер, на жилет, ноги – во второй блистер. Вот так заклинивались поперек кабины и спали.

Перед полетом каждому члену экипажа выдавали 1 (один) «писсуар» - железная штука типа термоса с якобы герметичной крышкой, объемом в 1 литр. Заполнялся вручную, путем поднесения к соответствующему органу, обычно стоя. Исходя из рекомендаций медиков пить больше жидкости при продолжительных полетах на больших высотах, емкость должна была быть раза в 3 больше. Но…увы! Поэтому старались пить поменьше, как результат – у всех начинались проблемы с зубами и костями.ъ

Для более серьезных дел на кормовую кабину выделялся один сосуд типа «кастрюля», резиновой мембраной и герметичной крышкой. Чесслово, ни разу не использовал – одного вида агрегата и представления себя со стороны (хотя видеть могли разве что пилоты каких Ф-15) хватало для тотального закрепления позывов.
Но один раз наши из передней кабины сожрали что-то и получили расстройство, так что командиру надоело обонять и разглядывать экипаж, он снизил самолет до 2000 м, приказал разгерметизировать, открыть входной люк, выгнал болезных в нишу переднего шасси, приказал закрыть и не выпускал, пока не прокакались и не выплеснули переполненные горшки на створки.

О стрельбах: кормовая установка снаряжалась снарядами ПИКС – инфракрасные ловушки, а верхняя и нижняя – ПРЛС – противорадиолокационными. И те и другие не предполагали стрельбу по цели – ПИКСы пускались веером в случае необходимости, а ПРЛС выстреливались по специальным меткам, нанесенным на блистеры ВСР (воздушный стрелок-радист, место в передней кабине, куполообразный блистер) и «Вишни». Красной краской, по дуге вправо на стекло наносились 4 круглые отметки с цифрами, прицельные станции наводились на эти отметки и по каждой давалась очередь. На дальности 2000 м снаряды взрывались, выбрасывая металлическую мишуру, которая образовывала облако.

Т.к. теоретически могла возникнуть ситуация появления врага, почему-то не завалившего нас, на удалении менее 2000 м от самолета (вдруг на таран собрался?), то и не имеющий фугасного или бронебойного действия ПРЛС мог сделать в нем дырку,  поэтому иногда проводились стрельбы по целям, но наземным.  На берегу моря в полосе стандартного маршрута выхода на БС или ЦУ были сложены какие-то бревенчатые конструкции, вот по ним и отрабатывали, пока мой начальник (службы РР полка) не перепутал конструкции с казармами пограничников. Те были удивлены.

Но обычно стрельбы производились во время любого полета на БС или ЦУ – по всем правилам расстреливали воздух, заодно избавляясь от лежалого б/к. Боекомплект присутствовал на борту постоянно, но реально заряжались пушки только машин, находящихся на боевом дежурстве. Остальные летали с б/к, но с лентами, не поданными в приемник (приемник еще и закрывался металлической заслонкой – «флажком».